До недавнего времени в нашей стране господствовала одновариантность почти во всем. А она задавалась существовавшей однопартийной системой. Мы были обречены на несвободу, на безвариантность, на застой, на удушливое состояние общественной атмосферы. В условиях однопартийной системы невозможны подлинные или, как говорят, альтернативные выборы в органы власти, невозможно действительное, неформальное разделение властей, невозможна полноценная свобода слова, невозможно в принципе правовое государство. Все ужасы сталинизма порождены в значительной степени однопартийной системой.

Однопартийная система противоестественна, так как она навязывает обществу, являющемуся живым статистическим ансамблем людей, структуру твердого тела. И, напротив, многопартийная система адекватна многообразной палитре человеческих типов, характеров, интересов. В современных условиях она является синонимом демократии. Если нет многопартийной системы, то нет и демократии.

Многопартийная система самоценна ; она является саморегулирующимся механизмом управления обществом или, по-другому, формой самоорганизации народа. Она - естественная защита как от анархии, так и от тоталитаризма. В первом случае многопартийная система способна находить компромиссы между многообразными человеческими интересами, способна смягчать, так сказать, буферить столкновение интересов, т. е. не допускать превращения этого столкновения в опасные для жизни общества конфликты (войны, погромы, кровавые стычки разных групп и т. д.). Как защита от тоталитаризма многопартийная система ограничивает до нужных размеров власть административной системы, не дает ей возможности превратиться во всевластную организацию. Существование в обществе различных независимых партий позволяет обеспечить независимость средств массовой информации, судебных органов, учреждений культуры и т. д. - от всеохватывающего влияния государственного аппарата.

В противовес идее сильной, твердой власти я выдвигаю идею мягкой власти . Сильная власть - это безграничная, необъятная власть, это неизбежно диктатура отдельного лица или группы лиц. Мягкая власть - это ограниченная власть, соразмерная человеку. Она возможна лишь при условии разделения властей. Разные власти (законодательная, исполнительная, судебная) ограничивают друг друга и тем самым препятствуют сосредоточению власти в одних руках. При разделении властей верховным “руководителем” общества является закон, право, т. е. анонимная, безличная сила, которая исключает или существенно ограничивает произвол отдельных лиц.

Так вот, разделение властей в условиях однопартийной системы может быть только декларируемо, но никак не осуществлено на практике. Партия, поскольку она является единственной политической силой общества, имеет все возможности держать в своих руках все ветви власти. И поскольку ветви власти зависимы от одной партии, они связаны друг с другом через посредство этой партии, а, следовательно, не разделены. Независимость различных ветвей власти друг от друга является условием их разделения. Никто не должен стоять над ними. Многопартийная система как раз создает условия для эффективного разделения властей и тем самым их ограничения. При существовании различных независимых партий невозможно, чтобы какая-то одна партия устанавливала безусловный контроль над всеми органами власти.

В обществе, как и в суде, должна существовать ситуация позиционного конфликта, т.е. кроме правящей партии должна или должны быть оппозиционные партии, которые спорят с ней, критикуют ее, а на выборах в органы власти борются за власть.

Демократию нельзя понимать как власть большинства. Это в подлинном смысле власть народа . А народ - не только большинство, а и меньшинство. Он - сложное диалектическое единство большинства и меньшинства. Большинство может уменьшиться и стать меньшинством, а меньшинство - увеличиться и стать большинством. Да, побеждают на выборах благодаря большинству и в этом смысле демократия - власть большинства... но только на данный отрезок времени!

Многопартийная система сродни рынку в экономике. Если рынок - это сосуществование и взаимодействие независимых экономических субъектов (производственных предприятий, торговых и финансовых организаций, потребителей), то многопартийная система - это сосуществование и взаимодействие независимых политических субъектов (партий, отдельных политических деятелей, избирателей). И как рынок является формой экономической демократии, так многопартийная система является формой политической демократии.

ВАРИАНТ 6

Часть 1

А1 . Какие отношения связаны преимущественно с политической сферой жизни общества?

А2 . Иван Петрович руководствуется в своей жизни правилом: не желай другому того, чего не хочешь себе. Это правило выражает

А3 . Верны ли следующие суждения о воздействии природы на жизнь общества?

А. Природные условия влияют на хозяйственную жизнь общества.

Б. Развитие науки значительно усиливает влияние природы на жизнь общества.

А4 . Что является отличительной чертой науки?

А5 . Анна перешла в 11 класс общеобразовательной школы. Она профессионально занимается фигурным катанием. На какой ступени образования находится Анна?

А6 . Верны ли следующие суждения о морали?

А. Нормы морали существуют только в письменной форме.

Б. Нормы морали устанавливаются государством.

А7 . Что из перечисленного относится к факторам (ресурсам) производства?

А9 . В конце 1991 г. доходы федерального бюджета нашей страны составили 145,6 млрд рублей, а расходы - 228,8 млрд рублей. Эти данные непосредственно отражают

А10 . Верны ли следующие суждения о безработице?

А. К безработным относятся все люди трудоспособного возраста, не имеющие работы.

Б. Безработица присуща всем экономическим системам.

А11 . Национальная принадлежность человека является характеристикой его

А12 . Советское общество, как утверждала официальная идеология, состояло из двух классов и прослойки. Это характеризует

А13 . Верны ли следующие суждения о функциях семьи?

А. Основной функцией семьи является производственно-экономическая.

Б. Семья охраняет сферу личной жизни человека.

А14 . Что является высшим представительным органом государственной власти в России?

А15 . Согласно французской Конституции 1791 г. при формировании законодательного органа вначале избирались выборщики, которые, в свою очередь, проводили избрание представителей Законодательного собрания. Это пример выборов

А16 . Верны ли следующие суждения о политических партиях?

А. Многопартийная система ослабляет демократическое государство.

Б. Двухпартийная система не исключает наличие других партий.

А17 . Что является отличительным признаком правового государства?

наличие системы законодательства

равноправие и равенство граждан перед законом

функционирование правоохранительных органов

наличие суверенитета

А18 . Президент Российской Федерации

А19 . Гражданки торговали у станции метро собранными в лесу ландышами. Известно, что эти цветы занесены в Красную книгу. Какое правонарушение совершили гражданки?

А20 . Верны ли следующие суждения о Конституции Российской Федерации?

А. Конституция Российской Федерации была принята путем всенародного референдума. Б. Конституция РФ предусматривает особый порядок внесения в нее изменений и дополнений.

Часть 2

В1 . В приведенном списке указаны черты сходства норм права и морали и отличия норм права от морали. Выберите и запишите в первую колонку таблицы порядковые номера черт сходства, а во вторую колонку - порядковые номера черт отличия.

1) принимаются государством	3) опираются на представления о добре и зле
2) регулируют жизнь общества	4) устанавливают правила поведения
Черты сходства		Черты отличия

В2 . Найдите в приведенном ниже списке проявления глобальных проблем человечества и выпишите в строку ответа цифры, под которыми они указаны.

расширение круга ядерных держав

ослабление иммунитета людей в пожилом возрасте

увеличение задолженности экономически слаборазвитых стран

истощение почв под влиянием хозяйственной деятельности людей

рост числа начальных школ в ряде стран Африки

Ответ: _________________

В3 . Установите соответствие между признаками и областями культуры: к каждой позиции, данной в первом столбце, подберите соответствующую позицию из второго столбца.

	ОБЛАСТЬ КУЛЬТУРЫ
А) выдвижение и проверка гипотез
Б) создание художественных образов	2) искусство
В) формирование чувства прекрасного
Г) эстетическое наслаждение

Запишите в таблицу выбранные цифры.

В4 . Ниже приведён ряд терминов. Всё они, за исключением одного, относятся к понятию «потребление».

1) ипотечный кредит, 2) расходы семьи, 3) производство благ, 4) стоимость жизни, 5) личные сбережения.

Найдите и выпишите номер термина, выпадающего из этого ряда.

Ответ: ___________________

Часть 3

Прочитайте текст и выполните задания С1 – С6.

Каждый этнос имеет свой неповторимый стереотип поведения. Иногда стереотип поведения этноса изменяется от поколения к поколению. Это указывает на то, что этот этнос развивается, а этногенез не затухает. Иногда структура этноса стабильна, потому что новое поколение воспроизводит жизненный цикл предшествовавшего.

Структура этнического стереотипа поведения - это строго определенная норма отношений: между коллективом и индивидом, индивидов между собой, внутриэтнических групп между собой... Эти нормы негласно существуют во всех областях жизни и быта, воспринимаясь в данном этносе и в каждую отдельную эпоху как единственно возможный способ общежития... Соприкасаясь же- с другой нормой поведения в другом этносе, каждый член данного этноса удивляется, теряется и пытается рассказать своим соплеменникам о чудачествах другого народа...

Разные народы возникли в разные эпохи и имели разные исторические судьбы. Конечно, на этносы влияет географическая среда через повседневное общение человека с кормящей его природой, но это не все. Традиции, унаследованные от предков, играют свою роль, привычная вражда или дружба с соседями - свою, культурные воздействия, религия имеют свое значение, но, кроме всего этого, есть закон развития, относящийся к этносам как к любым явлениям природы. Проявления его в многообразных процессах возникновения и исчезновения народов мы называем этногенезом...

Стереотип поведения этноса столь же динамичен, как и сам этнос. Обряды, обычаи и нормы взаимоотношений меняются то медленно и постепенно, то очень быстро.

По кн. Л.Н. Гумилева «Этногенез и биосфера земли». М., 1994. С. 92-93

С1 Выделите основные смысловые части текста. Озаглавьте каждую из них (составьте план текста).

С2 . Какие три вида норм включает этнический стереотип поведения?

С5 . Л. Гумилев приводит такие факты. Рыцари, захватившие Палестину, возмущались арабским обычаем многоженства, а арабы считали бесстыдством незакрытые лица французских дам. Какая черта этнического стереотипа проявляется в этих фактах? Приведите положение текста, которое помогло вам ответить на этот вопрос.

С6 . Автор считает, что этносы развиваются по законам природы. Вместе с тем многие исследователи относят этногенез к социальным явлениям. Какая из этих точек зрения представляется вам более правильной? С опорой на текст и обществоведческие и исторические знания приведите два аргумента (довода) в защиту своего мнения.

Ключи Вариант 6 .

№ задания		№ задания

№ задания

С1 . Выделите основные смысловые части текста. Озаглавьте каждую из них (составьте план текста). Ответ:

Могут быть выделены следующие смысловые части: 1) развитие и стабильность этноса; 2) нормы отношений внутри этноса; 3) что влияет на развитие этноса. Возможны иные формулировки, не искажающие сути фрагмента, и выделение дополнительных смысловых блоков
Выделены основные смысловые части текста, их названия (пункты плана) соответствуют содержанию. Количество выделенных частей может быть различным
Выделены не все основные части текста, их названия (пункты плана) соответствуют основным идеям выделенных фрагментов, ИЛИ не все выделенные части текста соответствуют содержательно и логически завершенным компонентам текста, ИЛИ не все названия выделенных частей соответствуют их содержанию
Максимальный балл

С2 . Какие три вида норм включает в себя этнический стереотип поведения? Ответ:

(допускаются иные формулировки ответа, не искажающие его смысл)
В правильном ответе должны быть названы следующие виды норм: 1) между коллективом и индивидом; 2) индивидов между собой; 3) внутриэтнических групп между собой.
Названы три вида
Названы два вида
Назван один вид, ИЛИ ответ неверный
Максимальный балл

(допускаются иные формулировки ответа, не искажающие его смысл)
В ответе должны быть названы следующие факторы: 1) географическая среда 2) традиции; 3) отношения с соседями; 4) природный закон развития этносов.
Названы четыре фактора
Названы любые два-три фактора
Назван любой один фактор, ИЛИ ответ неверный или отсутствует
Максимальный балл

(допускаются иные формулировки ответа, не искажающие его смысл)
1) ответ на вопрос, например: динамизм стереотипа поведения проявляется в том, что обряды, обычаи и нормы взаимоотношения людей постоянно меняются; 2) примеры, допустим: Изменение норм семейно-брачных отношений у европейских народов: от решающей роли в выборе супруга родственников к самостоятельному и свободному выбору партнера по браку, Изменение отношения русской знати к иностранцам- европейцам: от ощущения их полной чуждости в период Московской Руси к увлечению всем иностранным в последующие века. Могут быть приведены другие примеры.
Дан ответ на вопрос, корректно приведены два примера
Дан ответ на вопрос, приведен один пример, ИЛИ приведены два примера, ответ на вопрос отсутствует
Дан ответ на вопрос, ИЛИ приведен один пример
Ответ неверный или отсутствует
Максимальный балл

С5 . Л. Гумилев приводит такие факты. Рыцари, захватившие Палестину, возмущались арабским обычаем многоженства, а арабы считали бесстыдством незакрытые лица французских дам. Какая черта этнического стереотипа проявляется в этих фактах? Приведите положение текста, которое помогло вам ответить на этот вопрос.

(допускаются иные формулировки ответа, не искажающие его смысл)
Правильный ответ должен содержать следующие элементы: 1) указана черта этнического стереотипа: отношение к своим нормам поведения как единственно возможным; 2) приведен фрагмент текста: «Соприкасаясь же с другой нормой поведения в другом этносе, каждый член данного этноса удивляется, теряется и пытается рассказать своим соплеменникам о чудачествах другого народа».
Указана черта, приведен фрагмент текста
Указана черта, ИЛИ приведен фрагмент текста
Ответ неверный или отсутствует
Максимальный балл

С опорой на текст и обществоведческие и исторические знания приведите два аргумента (довода) в защиту своего мнения. Ответ:

(допускаются иные формулировки ответа, не искажающие его смысл)
Правильный ответ должен содержать следующие элементы: 1) выражено мнение учащегося: согласие с той или иной точкой зрения; 2) приведены два аргумента (объяснения), например: в случае согласия с тем, что развитие этносов - это природное явление, может быть указано, что: Процессы формирования и развития наций не могут направляться деятельностью людей, не зависят от их воли; Как и живой организм, этносы в своем развитии проходят стадии зарождения, «детства», зрелости и угасания; в случае согласия с тем, что развитие этносов - это социальный процесс, может быть указано, что: Решающее воздействие на развитие этносов оказывают социальные явления: нормы отношении, взаимодействие с соседями и др.; Даже природные факторы влияют на этнос чаще всего косвенно - через производство, которое само по себе выступает социальным явлением. Могут быть приведены другие аргументы (объяснения).
Выражено мнение учащегося, приведены два аргумента
Выражено мнение учащегося, приведен один аргумент, ИЛИ мнение учащегося не выражено, но понятно из контекста, приведены два аргумента
Выражено мнение учащегося, аргументы не приведены, ИЛИ мнение учащегося не выражено, но понятно из контекста, приведен один аргумент, ИЛИ ответ неверный или отсутствует Отношений ... при заключении браков преимущественно внутри обособленной группы... фактора во все сферы жизни общества как на уровне отдельных государств...

II. Многопартийность

Многопартийность нередко смешивают с отсутствием партий. Страна, где общественное мнение расколото на многочисленные, но недолговечные, эфемерные и быстро меняющиеся группы, не соответствует подлинному понятию многопартийности: она переживает еще предысторию партий и находится в той фазе общей эволюции, к которой различие двухпартийности и многопартийности совершенно неприменимо, поскольку нет еще настоящих партий. Сюда можно отнести некоторые страны Центральной Европы в период 1919-1939 гг., большинство молодых государств Африки, Востока и Среднего Вое тока, многие латиноамериканские государства и крупные западные государства XIX века. Однако некоторые из этих стран входят скорее в промежуточную категорию: здесь наряду с настоящими партиями, обладающими необходимым минимумом организованности и стабильности, можно обнаружить образования нестабильные и не имеющие настоящих организационных структур. В этом случае демаркационная линия между многопартийностью и отсутствием партий затушевывается, тем более что во многих странах, уже вступивших в стадию организованных партий, продолжают существовать и следы их предыстории: во Франции, например, весь сектор воззрений, расположенных справа от радикалов, почти не знает подлинных партий - это скорее зыбкие группы, характерные для предшествующей фазы развития.

Многопартийность, понимаемая в таком смысле, достаточно точно характеризует Западную Европу, исключая Великобританию (но включая Ирландию). Разумеется, те или иные из этих государств в некоторые периоды своей истории знали и двухпартийность: так было в Бельгии до 1894 г.; к ней близка и нынешняя Германия. Другие жили в условиях однопартийных систем: Италия с 1924 по 1945 г., Германия с 1933 по 1945 г., современные Испания и Португалия. В то же время можно полагать, что многопартийному режиму в Европе еще и сегодня угрожает известная опасность и его будущее отнюдь не представляется надежным. Но как бы то ни было, многопартийность и ныне продолжает в целом доминировать в западной части континентальной Европы; она, по-видимому, также соответствует ее наиболее общей политической традиции.

Пути формирования многопартийности

Типологию многопартийности дать нелегко: от трех партий - и до бесконечности, включая бесчисленное множество разновидностей: а сколько еще форм и оттенков в каждой из них! Французская трехпартийность 1945 г. не имеет ничего общего с традиционной бельгийской трехпартийностью; скандинавская четырехпартийность в корне отличается от швейцарской; разрозненность французской правой имеет совсем иной смысл, чем фракционность партий довоенной Чехословакии или Испанской республики. Любая классификация выглядит здесь спорной и ненадежной: любая национальная организация, кажется, имеет особый, единственный и неповторимый характер, не укладывается в общие рамки. Тем не менее, если проанализировать пути формирования многопартийности, то вполне возможно выявить определенные общие черты и даже построить теоретическую схему, в которую достаточно хорошо вписываются факты. При этом следует исходить из естественного характера двухпартийной системы, приняв во внимание, что данная фундаментальная тенденция может быть нарушена двумя различными явлениями: внутренним расщеплением воззрений и наложением дуализмов.

Рассмотрим двухпартийный режим, например, в современной Англии. В лейбористской партии имеются довольно четкие различия между умеренными, которые поддерживают курс Эттли, и группой более радикальной и экстремистской, подчас вступающей в конфликт со своими министрами и противостоящей им по серьезным вопросам, особенно в том, что касается внешней политики. У консерваторов расхождения сегодня менее выражены, поскольку партия находится в оппозиции; если бы она пришла к власти, они обрисовались бы более четко, как это было до войны. Данный пример поддается обобщению. В любой партии есть свои «твердолобые» и «умеренные», соглашатели и непримиримые, дипломаты и доктринеры, терпимые и «бешеные». Противоположность реформистов и революционеров в континентальных социалистических партиях начала XX века представляет собой лишь частный случай весьма общей тенденции. По существу, к социологическому различию радикального и консервативного склада, о котором выше уже было сказано, можно было бы добавить второе, противополагающее склад экстремистский и склад умеренный, взаимно дополняющие друг друга: так, есть консерваторы-экстремисты и консерваторы-умеренные, радикалы-экстремисты и радикалы-умеренные (жирондисты и якобинцы, к примеру). Пока различие экстремистов и умеренных ограничивается существованием соперничающих группировок внутри партий, порожденных в свое время различием радикалов и консерваторов, естественный дуализм сохраняется. Но если эти группировки ожесточились и не приемлют больше сосуществования, двухпартийность обречена на поражение и уступает место многопартийности. Именно таким образом раскол радикалов и либералов сломал в Швейцарии зародившуюся в 1848 г. двухпартийность (консервативно-либеральную) и создал трехпартийность, которую социалисты превратили затем в четырехпартийность. Точно так же и во Франции образование Радикальной партии постепенно разделило республиканцев, так что к концу XIX века обрисовались три основные течения: консерваторы, умеренные республиканцы (оппортунисты), радикалы. В Дании и Нидерландах появление Радикальной партии обнаружило аналогичную тенденцию к расколу общественного мнения между умеренными и экстремистами. А к 1920 г. раскол на коммунистов (революционеров) и социалистов (реформистов) почти повсюду в Европе увеличил количество партий.

Это дробление и породило центристские партии. Выше уже отмечалось, что не бывает взглядов центра, течений центра, доктрин центра, по сути своей отличных от идеологии правой или левой - все это лишь ослабленное, смягченное, умеренное их проявление. Напомним что старая либеральная партия (расположенная в дуалистической системе слева) раскололась на либералов и радикалов: они были первыми, кто превратился в партию центра. Точно так же и консервативная партия разделяется на терпимых и непримиримых. Таков первый способ возникновения партий центра. Второй, являющийся результатом «синистризма «, будет раскрыт нами далее. Теоретически подлинный центр предполагал бы, что умеренные правой и умеренные левой, отделившись от своих коренных течений, объединяются, чтобы создать единую партию; но практически первопричина создания партии центра почти не имеет значения; само ее положение и противоречивые устремления, в которые она вовлечена через своих членов, порождают ее фундаментальную противоречивость: всякий центр по природе своей внутренне разорван. В любой стране сосуществуют по крайней мере две центристские партии: к тому была близка накануне введения пропорциональной системы Дания, где либералы представляли правый центр, а радикалы - левый; сила притяжения экстремистов превосходила здесь солидарность умеренных, ибо радикалы, следуя довольно распространенной в Скандинавии тенденции, сотрудничали с социалистами, а не с либералами. Во Франции радикал-социалисты (левый центр) на протяжении всей истории Третьей республики постоянно переходили от центристской солидарности (которая приводила к концентрации) к гошистской (которая породила Картель, Народный фронт, etc.): мы еще увидим всевозможные фигуры этого политического балета, исследуя проблему партийных союзов.

Но еще больше, чем дробление дуалистических делений, распространено, по-видимому, их напластование. Это связано с несовпадением различных видов дуалистических противоположностей, и таким образом их взаимное перекрещивание приводит к многопартийности. Во Франции, например, старое деление на клерикалов и лаицистов не совпадает с делением на западников и ориенталистов или с делением на либералов и дирижистов (табл. 28).

Совместив эти дуализмы, мы получаем схематическое изображение больших духовных «семей» современной Франции: коммунисты (ориенталисты, дирижисты, лаицисты); христианские прогрессисты (ориенталисты, дирижисты, клерикалы); социалисты (западники, дирижисты, лаицисты); народные республиканцы (западники, дирижисты, клерикалы); радикалы (западники, либералы, лаицисты); правая и РПФ (западники, либералы, клерикалы). Разумеется, это достастаточно спорная и слишком упрощенная классификация, но тем не менее она неплохо соответствует основному расщеплению воззрений, а вместе с тем - и реальному делению партий (хотя в ней несколько преувеличена значимость христианских прогрессистов - она слабее, и преуменьшена значимость РПФ - она больше, влияние этой партии выходит за границы правой), французская многопартийность - это результат недостаточного взаимодействия между двумя основными массивами общественного мнения.

Здесь и обозначаются пределы естественной двухпартийности. Всякое противоречие дуалистично по своей природе, что ведет к соперничеству двух симметрично контрадикторных точек зрения (поскольку понятно, что любая позиция может отстаиваться как с умеренных, так и с экстремистских позиций); но так как различные пары противоположностей обладают значительной независимостью друг от друга, принятие какой-то точки зрения в одной области оставляет относительную свободу выбора в другой. Многопартийность как раз и порождается этой относительной взаимной независимостью противоположностей. Она неизбежно предполагает, что различные секторы политической деятельности независимы и отделены друг от друга, и только полностью тоталитарной концепции свойственно четко устанавливать жесткую зависимость между всеми проблемами, так что позиция по отношению к одной из них необходимо имеет своим следствием соответствующую позицию по отношению к любой другой. Но даже тоталитарные идеологии могут сосуществовать и порождать многопартийность при условии полного невмешательства в ту привилегированную сферу деятельности, которую каждая из них считает своей и от которой зависит любая позиция, занимаемая в других вопросах. Если бы все французы согласились считать дуальность «Восток - Запад» самой приоритетной среди всех других, то мы имели бы только две партии: коммунистов и антикоммунистов. Если бы все они полагали, что самое существенное - это соперничество либералов и дирижистов, было бы только две партии: консервативная и социалистическая. Если бы они, напротив, думали, что фундаментальным противоречием по-прежнему остается клерикально-лаицистское противостояние (как в это все еще верят в иных провинциальных уголках), мы также лицезрели бы всего лишь две партии: католиков и свободомыслящих (к чему и шло дело в начале века). Но тот факт, что для одних приоритетно противоречие «либералы - дирижисты», для других - «христиане - лаицисты», а для третьих - «Восток - Запад», создает и поддерживает многопартийность.

Таким образом могут напластовываться друг на друга весьма многочисленные противоположности. И прежде всего - собственно политические, касающиеся формы или структуры правления: противоположность монархистов и республиканцев, подчас усложненная всякого рода нюансами (бонапартисты и роялисты, орлеанисты и легитимисты, etc.). Противоположности социальные: уже Аристотель в своей «Афинской политии» отмечал существование трех партий - рыбаков и портовых моряков, равнинных земледельцев, городских ремесленников; марксизм особо настаивал на фундаментальном и приоритетном характере социального противостояния. Есть противостояния экономического порядка, пример которых являет собой борьба между дирижистами и либералами; но за ней скрывается и более глубокая социальная коллизия, так как коммерсанты, промышленники, производители и посредники защищают соответствующий их интересам либерализм; лица наемного труда, рабочие, служащие и чиновники связывают себя с дирижизмом - он благоприятен для них. Противоположности религиозные: борьба между клерикалами и лаицистами в католических странах (Франция, Бельгия, Испания, Италия и т.д.), где церковная иерархия нередко сохраняла свое политическое влияние; борьба между протестантами и католиками в странах, расколотых по религиозному признаку, - в Голландии, например, партии в основном строятся на этой основе: антиреволюционеры (консерваторы-протестанты) противостоят консерваторам-католикам и партии исторических христиан, поскольку та была учреждена в конце XIX века с целью противодействовать сотрудничеству двух первых. Этнические и национальные противостояния в государствах, объединяющих различные расовые и политические общности: соперничество чехов и словаков в республике Масарика и Бенеша, сербов и хорватов в прежней югославянской монархии; конфликты немцев, венгров и славян в империи Габсбургов; автономизм каталонцев и басков в Испании, ирландцев в Великобритании (до отделения от империи); проблема судетских немцев в Чехословакии, эльзасцев - в Германской империи и Французской республике; деление на фламандцев и валлонцев в современной Бельгии, etc. Дипломатические противостояния, которые проецировали во внутреннюю жизнь государств международные конфликты: арманьякцы и бургиньонцы, гвельфы и гибеллины, сторонники Оси и сторонники демократии, западники и ориенталисты.

Это, наконец, какие-то исторически сложившиеся противоречия. Новые противоположности, подобно геологическим отложениям, наслаиваются на старые, не разрушая их, так что деления самого различного характера в одну и ту же эпоху сосуществуют в общественном сознании. Во Франции, например, конфронтация монархистов и республиканцев, игравшая основную роль в 1875 г., сегодня уже не вызывает былой ожесточенности - разве что у незначительного меньшинства населения; но конфронтация клерикалов и лаицистов , доминировавшая в общественном мнении примерно в 1905 г., все еще сохраняет свое огромное влияние на сознание (и подсознание) французов, хотя другие события могли, казалось бы, оставить ее далеко в прошлом; конфронтация социалистов и либералов приобрела настоящее значение начиная с 1940 г. и затем, по мере обострения экономической ситуации, вышла на первое место (она во многом стабилизировалась в 1944-1950 гг., но проблемы перевооружения снова придали ей остроту); наконец, конфронтация ориенталистов и западников (последние включают как коммунистов, так и некоммунистов) обозначившаяся лишь в 1947 г., имеет тенденцию приобрести первостепенное значение не только в «просвещенных» кругах, но и в массах: многие рабочие, крестьяне и мелкие буржуа отнюдь не жаждут советского режима, но тем не менее голосуют за коммунистов, чтобы выразить тем самым свою неудовлетворенность.

Типы многопартийных режимов

Рассматривая уже не механизмы становления, а установившуюся многопартийность, можно сообразно количеству партий выделить несколько ее разновидностей: трех- четырех- и многопартийность. Но данная типология еще более проблематична, чем предыдущая, поэтому уместнее будет раскрыть несколько конкретных примеров, прежде чем искать общих объяснений, которые в противном случае неизбежно оказались бы умозрительными. С этой точки зрения заслуживают анализа два типичных случая трехпартийности: трехпартийность 1900 г. и современный трехпартийный режим в Австралии. Известно, что фундаментальная двухпартийность общественного мнения преобразовалась в трехпартийность в результате развития социалистических партий в конце XIX - начале XX века в Англии, Бельгии, Швеции, Австралии, Новой Зеландии, etc. Можно попытаться систематизировать этот феномен и выяснить, не было ли нарушение естественного дуализма взглядов в пользу трехпартийности результатом тенденции к полевению? Явление это довольно распространенное: и реформистская, и революционная партии, однажды осуществив проповедуемую ими реформу или революцию, превращаются в партии консервативные; они перемещается с левого фланга на правый, оставляя после себя пустоту, заполняемую лишь с появлением новой партии, которая следует тем же самым путем. Таким образом за 20-30 лет левая партия одной эпохи превращается в правую другой: термин «синистризм» как раз и отражает это постоянное движение влево. Теоретически перемещение старой партии слева направо должно было бы иметь своим следствием исчезновение прежней консервативной партии, так что восстанавливалась бы первоначальная двухпартийность (англосаксонский случай). Но практически партии обычно умирают медленной смертью; социальные структуры имеют тенденцию упорно продолжать свое существование еще долгое время спустя после того, как оно перестало быть оправданным; скольжение влево, взаимодействуя с базовой дуалистической тенденцией, и порождает трехпартийность. Таким образом могли бы последовательно сменять друг друга трехпартийные системы: «консерваторы - либералы - радикалы», затем «консерваторы (или либералы) - радикалы - социалисты» и, наконец, «либералы - социалисты - коммунисты». В некоторых странах действительно можно было бы обнаружить следы подобного рода тенденции, но она сочетается с таким огромным количеством других специфических явлений, что не приходится придавать ей достаточно серьезного значения. Старые организации зачастую упорно продолжают свое существование, и подвижка влево, вместо того чтобы устранить одну из них, увеличивает общее количество партий. Механизмы, породившие трехпартийность образца 1900 г., очевидно, все же не поддаются настоящему обобщению.

Трехпартийность современной Австралии покоится на социальной основе. Дуализм «консерваторы - лейбористы», соответствующий схеме «буржуазия - пролетариат», нарушен здесь самостоятельным политическим представительством класса крестьянства в лице аграрной партии. Эта партия прилагает настоятельные усилия, чтобы обеспечить земледельцам канал выражения их интересов, аналогичный тому, что рабочий класс имеет в лице лейбористов: даже само стремление скопировать организацию лейбористской партии говорит именно об этом. Интересно сопоставить данный пример с попытками некоторых стран народной демократии установить многопартийный режим на социальной основе. Они привели к появлению такой же троицы: партия рабочих, партия крестьян, партия либеральной «буржуазии». Растущее доминирование партии рабочих (практически - коммунистов) не позволило созреть плодам этого весьма любопытного опыта. Но самая большая трудность всякой аграрной партии - это ее вечная разорванность между левыми и правыми, обусловленная противоречивостью социальной структуры крестьянства: нет единого класса крестьян - есть извечная противоположность сельскохозяйственного пролетариата и собственников, а еще более - мелких и крупных землевладельцев. Отсюда и неизбежная сложность создания крестьянских партий, непреодолимые границы их роста и достаточно общие для них тенденции правого и консервативного толка; мелкие землевладельцы и сельскохозяйственный пролетариат предпочитают поэтому объединяться вокруг социалистических или коммунистических партий.

Но крестьянские партии все же относительно редки; при всех обстоятельствах они в целом никогда не принимают характера социалистических. И тем не менее в некоторых странах их развитие порождает четырехпартийность, которая заслуживает того, чтобы обратить на нее внимание, поскольку речь идет о несколько своеобразном явлении. Эта разновидность четырехпартийности является результатом «наложения» аграрной партии на консервативно-либерально-социалистическую трехпартийность, довольно обычную для Европы примерно в начале XX века. Ныне почти подобная ситуация сложилась в скандинавских странах; к ней близки Швейцария и Канада. Почему все-таки крестьянству удалось здесь создать и сохранить самостоятельную политическую партию, тогда как в других странах это оказалось недостижимым? В Скандинавии это можно объяснить историческими традициями. В XIX веке консервативно-либеральное противостояние приняло там форму оппозиции сельской местности городу, ибо в противоположность тому, как это происходило в других странах, деревня оказалась более левой, чем город - показатель еще незрелой социальной структуры, обусловленный очень низким индустриальным развитием (первые революции всегда были Жакериями). Так и случилось, что довольно мощная крестьянская партия противостояла сеньорам и городским буржуа. Однако развитие городской либеральной партии, а затем и социалистической постепенно подталкивало крестьянскую партию к консерватизму, что и сблизило ее с первоначальными противниками: к концу XIX века прежние крестьянские партии обнаруживали тенденцию превращаться в партии чисто консервативного типа - путем либо вытеснения старой правой, либо слияния с ней. Но когда с введением пропорциональной системы сложились благоприятные условия для много партийности, политическая традиция известной крестьянской автономии еще сохранялась, и это несомненно сыграло свою роль во втором рождении аграрных движений: в Дании, например, был приостановлен упадок консерваторов и левая (Venstre - весьма умеренная) смогла сохранить свой чисто крестьянский характер; в Швеции (1911 г.) и Норвегии (1918 г.) сложились новью аграрные партии, гораздо более умеренные, чем в XIX веке. Фактически сельские партии в этих трех странах представляют сегодня правый сектор политического спектра, хотя их социальную базу составляет мелкое и среднее крестьянство: аграрная цивилизация и крестьянский образ жизни по-видимому, стимулируют политический консерватизм. То же самое можно сказать и о швейцарской партии «крестьян и буржуа» (которая, кстати, не является исключительно аграрной). В то же время в Канаде партия «Общественное доверие» имеет более прогрессистскую ориентацию; в Соединенных Штатах фермеры создали довольно сильные на локальном уровне чисто реформистские партии - главным образом еще до протекционистских мер, принятых Рузвельтом в 1933 г. Аналогичный характер имели действовавшие в 1919-1939 гг. В Центральной Европе аграрные партии, по примеру лейбористских создававшиеся на базе кооперативов и профсоюзов; особенно замечательно они были организованы в Болгарии. Четырехпартийные системы порой вырисовывались в этих государствах наперекор избирательным манипуляциям и фактически диктаторским режимам.

Но никакая классификация уже невозможна там, где насчитывается свыше четырех партий. Сделаем исключение для полипартийности, или тенденции к крайнему множеству партий, которая может объясняться достаточно разнообразными общими причинами. Есть несколько типов этого явления. Можно было бы выделить националистическую или этническую полипартийность, присущую странам, разделенным на несколько исторических или расовых групп: расовые противоречия накладываются здесь на социальные и политические, порождая крайнюю усложненность. «Двадцать пять партий!» - меланхолически констатировал Андраши, министр иностранных дел Австро-Венгрии в канун войны 1914 г. бросая взор на венский парламент, где соперничество консерваторов, либералов, радикалов и социалистов усугублялось конфликтами между австрийцами, венграми, чехами, сербами, хорватами, etc. Точно так же и в Чехословакии насчитывалось в 1938 г. четырнадцать партий, в том числе одна венгерская, одна словацкая, четыре немецких: среди тех, которые, казалось, распространяли свою активность на всю республику в целом, некоторые фактически были ориентированы главным образом на Богемию или Словакию. В немецком Рейхстаге 1871-1914 гг. заседали польская, датская и эльзасская партии; в Англии конца XIX - начала XX века важную роль играла ирландская партия.

С другой стороны, во многих странах следует отметить полипартийную тенденцию правой. Во Франции, например, с начала XX века левая состояла из двух или трех крупных, четко разграниченных партий, но правая всегда распадалась на множество малых групп. В Нидерландах религиозные расхождения также привели по существу к раздробленности и правой, и центра; левая же группировалась вокруг социалистической партии. Иногда полипартийность правой находит свое объяснение в «синистризме»: иные объединения современной правой - не что иное, как прежние левые, оттесненные новыми левыми, которым не удается полностью поглотить старых. Она проистекает также из тенденции консервативных партий к внутреннему делению и дроблению на соперничающие фракции. Ее несомненно следует связать и с глубоко индивидуалистическим характером буржуазии, на что мы уже не раз обращали внимание; и, вероятно также с тем фактом, что наиболее развитый класс - это, естественно, и наиболее дифференцированный класс, что ведет к многообразию политических позиций. Совпадение партии и класса, на котором настаивает марксизм, верно лишь в отношении молодых классов, недостаточно развитых и слабо дифференцированных; всякое движение класса вперед естественно вносит в эту социальную общность разнообразие, а оно имеет тенденцию отражаться и на политическом уровне, в делении партий.

И, наконец, довольно заметная склонность латинских народов к полипартийности объясняется развитым у их граждан индивидуальным началом, вкусом к личной оригинальности, а равно и некоторой анархичностью их психологического склада. Хорошим поводом порассуждать об этом был бы пример итальянских социалистов с их классической склонностью делиться на враждующие группировки. Еще более яркий пример - Испанская республика (среди всех латинских народов испанцы больше всех подвержены анархизму): в Учредительных Кортесах насчитывается 17 партий; в Палате, избранной в 1933 г., их было 20, а в 1936 - 22; почти столько же партий существовало и в Австро-Венгрии. И все же трудно сделать какие-либо обобщения: кайзеровская Германия и Веймарская республика одинаково отличались обилием партий (распад на национальные государства бесспорно усугублял эту дисперсию партий, но все же полипартийность не связана исключительно с националистическими или этическими основаниями; анархические тенденции четко проявлялись и справа, что мы вновь видим сегодня); полипартийность наблюдается в Нидерландах, а в Италии, несмотря на проявления все той же дисперсии, происходит сегодня процесс интеграции общественного мнения в русле двух основных тенденций. Попытки найти объяснение многопартийности в психологии народов или национальном характере, очевидно, не приведут нас к достаточно определенным выводам.

Многопартийность и голосование в два тура

За многими специфическими факторами, порождающими многопартийность, стоит один общий, который с ними взаимодействует: этот фактор - избирательный режим. Мы уже убедились, что мажоритарная система в один тур ведет к двухпартийности. И наоборот: мажоритарное голосование в два тура и система пропорционального представительства приводят к многопартийности . При этом следствия данных режимов не абсолютно идентичны; что касается режима в два тура выявить их наиболее трудно. Ведь речь идет об архаичной технике, которая сегодня почти не используется. Одна Франция оставалась верна ей до 1945 г., так как последние всеобщие выборы состоялись в 1936 г. Большинство других стран отказались от нее с начала XX века: Бельгия - в 1899 г., Нидерланды - в 1917, Швеция, Германия и Италия - в 1919, Норвегия - в 1921 г. В нашем распоряжении довольно-таки ограниченная выборная статистика, позволяющая исследовать результаты второго тура; кроме того, многие из этих выборов проводились в условиях ограниченного избирательного права (до 1874 г.- в Швейцарии, до 1894 - в Бельгии, до 1898 - в Норвегии, до 1913 - в Италии, до 1917 г. - в Нидерландах). К тому же в те времена зачастую не велось никакой точной избирательной статистики (до введения системы пропорционального представительства нет серьезной статистики в Швейцарии, Швеции, Италии; в Норвегии ее нет до 1906, в Нидерландах - до 1898 г.). С другой стороны, режим мажоритарного голосования в два тура имел немало всевозможных разновидностей: голосование по партийным спискам в Швейцарии, Бельгии и в определенный период в Нидерландах (до 1888 г.) и Норвегии (до 1906 г.); голосование по одномандатным округам в Германии, Италии (за исключением 1882-1891 гг.), большую часть времени его действия во Франции, в Норвегии - с 1906 г. и Нидерландах -с 1888 г.; второй тур, ограниченный двумя кандидатами, набравшими наибольшее число голосов, - в Германии, Бельгии, Нидерландах, Италии; свободный второй тур - во Франции, Норвегии, Швейцарии (после 1883); третий тур, поскольку во втором требовалось абсолютное большинство, - в Швейцарии до 1883 г. Общее воздействие, разумеется, не может быть повсюду одинаковым.

Но при всех этих оговорках тенденция второго тура к порождению многопартийности сомнений не вызывает. Механизм ее достаточно прост: при этой системе различие близких партий не мешает их совместному представительству, потому что во втором туре (при перебаллотировке) они всегда могут перегруппироваться, феномены поляризации и заниженного представительства не играют здесь большой роди или играют ее лишь во втором туре: каждая партия полностью сохраняет свои шансы в первом. Наблюдения фактически подтверждают это умозаключение: почти все страны со вторым туром одинаково относятся к многопартийным. В кайзеровской Германии в 1914 г. насчитывалось 12 партий (11 в 1871-1889 гг., 12-13 в 1890-1893, 13-14 в 1898-1907 гг.), что, кстати, соответствует среднему значению; если мы вычтем из общей цифры три национальные группы - эльзасцев, поляков, датчан, - создание которых не может быть отнесено на счет избирательного режима, остается 9 партий: среди них две больших (Католический центр и социал-демократическая, получавшие по сотне мест каждая), 3 средних (консерваторы, либерал-националисты, прогрессисты - по 45 мест), две малых (от 10 до 20 мест). Перед нами - реальная многопартийность. Во Франции при Третьей республике количество партий всегда было очень велико: в Палате 1936 г. насчитывалось 12 парламентских объединений; иногда эта цифра оказывалась выше. За некоторыми карликовыми группами вообще не стояло никакой настоящей организации; тем не менее в Палате редко заседало меньше 6 партий. В Нидерландах в последние более чем двадцать лет, начиная с 1918 г., насчитывалось 7 партий. В Швейцарии четыре главные партии были представлены в федеральном Парламенте. Наконец, в Италии всегда имелась тьма нестабильных и недолговечных мелких группировок, которым никогда так и не удалось превратиться в настоящие партии.

Тенденция к многопартийности очевидна. Она выступает, очевидно, в двух различных формах. В Швейцарии и Нидерландах речь идет о многопартийности упорядоченной и регулируемой; в Италии - анархичной и неорганизованной; Германия и Франция занимают промежуточное положение. Можно было бы попытаться объяснить это различиями в способах голосования, но результаты будут разочаровывающими. Голосование по партийным спискам явно благоприятствует упорядоченной и ограниченной многипартийности в Швеции и Бельгии, но почему-то не отменяет итальянской анархии в период 1881 - 1892 гг., когда на Аппенинском полуострове применялась данная система (правда, период слишком краток, чтобы реформа могла принести все свои плоды); в то же время принцип голосования по одномандатным округам действовал в Нидерландах, где упорядоченность была значительно выше, чем в Швейцарии (партий здесь насчитывалось больше, но лучше организованных). Свободный или ограниченный характер второго тура не имел большого значения: если первая разновидность усилила тенденцию к многопартийности во Франции, то она явно оказалась бессильна в Норвегии, где существовало только три партии (плюс четвертая в самом конце периода); второй тур, кстати, был ограниченным и в Италии, и в Германии. Более существенную роль в этом отношении сыграли, быть может, большие или меньшие ограничения избирательных прав: в Нидерландах - закон Ван Гутена (1946 г.), удвоивший численность избирателей, а равно и количество партий, возросшее с 4 до 7; вместе с тем, в то время, когда в Италии анархия достигла своей кульминации, там действовало весьма ограниченное избирательное право. Но Италию, бесспорно, следует полностью исключить из нашего анализа, так как она до 1914 г. отличалась не столько многопартийностью, сколько вообще отсутствием настоящих партий, что совсем не одно и то же. В конечном счете различия в количестве и стабильности партий при системе мажоритарного голосования в два тура, по-видимому, гораздо больше обусловлены специфическими национальными факторами, чем техническими особенностями избирательного режима: не в них причина повсеместной для этой системы тенденции к многопартийности.

Чтобы выявить природу и силу этой тенденции, следовало бы сравнить состояние партий в одной и той же стране при мажоритарной системе с двумя турами и при другом избирательном режиме - пропорционального представительства, допустим, или выборов в один тур. Последнее сопоставление было бы особенно любопытным: можно было бы в натуре увидеть «умножающий» эффект двух туров по сравнению с дуалистической тенденцией единственного тура. К сожалению, нет ни одной страны, где голосование в два и один тур последовательно сменили бы друг друга.

Единственный пример, на который о этом смысле можно сослаться, - некоторые американские первичные выборы. Мы видели, что в Техасе введение второго тура привело к умножению кандидатов и группировок внутри демократической партии (табл. 25). На пяти первичных выборах с единственным туром (1908-1916) там было четыре номинации с двумя кандидатами и одна - с тремя; на пятнадцати первичных выборах в два тура (1918-1948) насчитывается только четыре номинации с двумя кандидатами против четырех с тремя, трех - с четырьмя, двух - с пятью и по одной с шестью и семью кандидатами (не считая еще тех чудаков, которым не удалось собрать и пяти процентов от всех поданных голосов). То же самое наблюдалось и во Флориде. В Джорджии и Алабаме, напротив, почти не было разницы в количестве группировок до и после run-off-primary , то есть второго тура: данное исключение в действии умножающей тенденции второго тура, очевидно, объясняется тем фактом, что в этих двух штатах в изучаемый период существовала очень влиятельная группировка, которая вполне могла добиться большинства уже на первых предварительных выборах, что и побудило ее противников сразу же объединиться .

Если анализ голосования в один тур сопряжен с известными трудностями, то с системой пропорционального представительства дело обстоит совершенно иначе: она фактически повсюду сменила голосование в два тура. Но и тот, и другой режим ведут к многопартийности, поэтому сравнение в данном случае гораздо менее интересно. Оно позволяет лишь уточнить степень воздействия каждой из систем. В веймарской Германии в 1920-1932 гг. среднее число партий, представленных в Рейхстаге, было чуть больше 12, что близко к кайзеровской Германии; но после 1919 г. исчезли три националистические партии, - стало быть, можно отметить рост на 33%. В Швейцарии пропорциональная система привела к возникновению партии крестьян и буржуа. В Норвегии ее «умножающее» воздействие неожиданно высветили аграрии (появившиеся на последних мажоритарных выборах). В Нидерландах и при режиме пропорционального представительства, и при системе двух туров насчитывалось 7 партий: при этом одна из них - коммунистическая, а либералы-консерваторы и либеральный союз в 1922 г. слились, так что речь идет скорее об уменьшении прежнего количества. Во Франции пропорциональная система явно сократила количество партии в 1945 г., но тем не менее в Национальном Собрании 1946 г. насчитывалось 15 фракций (против 12 в Палате депутатов, избранной в 1936 г.); правда, сюда входят и депутатские группы заморских территорий, чего не было в 1936 г. Система действительно пока еще слишком недолго действует после перерыва, чтобы ее результаты могли дать себя почувствовать: ведь и Рейхстаг 1919 г. насчитывал только 5 партий, что тоже могло заставить уверовать в «эффект сжатия», присущий пропорциональному представительству; но в 1920 г. их оказалось 10, в 1924 - 12, а в 1928 - 14. В конечном счете результаты воздействия второго тура и пропорциональной системы на число партий почти сходны; дело скорее в изменении внутренней структуры партий - в том смысле, что жесткие связи уступили место более мягким, имеющим личностный характер, как мы это видели во Франции 1936-1945 гг., в Италии 1913-1920 гг. Может быть, мажоритарное голосование в два тура обладает несколько меньшей способностью умножать количество партий, чем система пропорционального представительства, и легкость увеличения их числа с помощью последней кажется причиной, провоцирующей ее использование. Но она развязывает индивидуализм, так что в партиях становится все больше внутренних расхождений.

Единственное настоящее исключение в действии тенденции к многопартийности в результате второго тура - это Бельгия. До 1894 г., как известно, для нее была характерна классическая двухпартийность, и возникновение в это время социализма тотчас вызвало процесс вытеснения либеральной партии, приостановленный введением пропорциональной системы; тем не менее второй тур там существовал. Разумеется, речь шла о голосовании по партийным спискам и ограниченном втором туре, в отличие от системы, принятой во Франции: во втором туре должны оставаться только кандидаты, собравшие наибольшее число голосов, в количестве, вдвое превышающем квоту выделенных парламентских мест. Но эта особенность, как представляется, не имеет значения для интересующей нас проблемы: и в Нидерландах, и в Италии второй тур тоже имел ограничения, однако тенденции к двухпартийности здесь не обнаруживается; в Швейцарии голосование по партийным спискам породило пять партий, не проявив ощутимой дуалистической тенденции. В Бельгии второй тур хотя и предусматривался избирательным законом, но практически почти никогда не проводился, поскольку уже в первом туре соревновались только две партии. Этот случай хорошо подчеркивает взаимозависимость политических явлений: если избирательная система влияет на организацию партий, то и последняя обратно воздействует на избирательную систему. Именно таким образом в Бельгии двухпартийная система исключала проведение второго тура. Однако тогда проблемы просто обменялись местами: в таком случае нам предстоит выяснить, почему же потенциальное наличие второго тура не вызвало здесь расколов крупных традиционных партий? Два фактора, очевидно, сыграли в этом смысле детерминирующую роль: внутренняя структура самих партий и особенности политической борьбы в Бельгии. Любого исследователя поражает оригинальный характер бельгийских политических партий второй половины XIX века: все подчеркивают их сплоченность и дисциплину, а также сложную иерархическую сеть комитетов, которая обеспечивала их действие на территории всей страны. Ни одна европейская страна не обладала в то время столь совершенной системой партий, даже Англия и Германия. Сильная внутренняя инфраструктура позволяла бельгийским партиям успешно противостоять диссоциирующей тенденции второго тура, предотвращая расколы, которые в противном случае могли бы стать беспрерывными. Это обстоятельство побуждало избирателей препятствовать появлению новых партий, которые легко могли бы, что называется, загнать в угол соперничающую «машину», тем более что голосование по партийным спискам практически исключало участие независимых кандидатов. Таким образом законодательные положения, предусматривающие второй тур, оказывались нейтрализованными организационной мощью партий в сочетании со сложившимся их дуализмом; но сам этот дуализм был следствием характера политической борьбы в Бельгии того времени. Противостояние католической и либеральной партий было целиком и полностью связано с религиозным вопросом и школьной проблемой, при этом оно развертывалось в условиях ограниченного избирательного права, препятствовавшего развитию социалистического движения. Влияние церкви, создавшей католическую партию, надежно поддерживало ее единство и предохраняло от расколов, и перед лицом столь мощного тандема любые разногласия в стане либералов обернулись бы их ослаблением. Единство католической партии цементировалось давлением религиозного и школьного вопроса и централизующим воздействием духовенства; но образовавшийся таким путем союз занимал в стране такое положение, что был в состоянии иметь абсолютное большинство в Палате, и он им действительно обладал с 1870 по 1878 и с 1884 по 1914 г. Все это было весьма опасно для либералов в случае их раскола. Но именно эту ошибку они и совершили в 1870 г., после 13 лет пребывания у власти: разделившись на старо-либералов (фундаменталистов), младо-либералов (прогрессистов) и радикалов, они потеряли власть. Они приложили самые серьезные усилия, чтобы реорганизоваться и воссоединиться, что вернуло им статус правящей партии в 1878 г., после создания Федерации либералов (1875). Но, вновь расколовшись - теперь уже по вопросу о голосовании, они опять его потеряли и уже не смогли вернуть до введения всеобщего избирательного права. Фактически либеральная партия Бельгии всегда была коалицией разномастных течений, по-настоящему объединявшихся лишь в избирательных целях ввиду силы своего противника, но очень быстро распадавшихся, стоило ей оказаться у власти. Различные фракции либералов никогда не доходили до полного разрыва - их предохраняло от этого могущество соперника в лице католической партии: механизм, почти идентичный тому, который, несмотря на введение run-off-primary , препятствовал возникновению фракций у демократов Джорджии и Алабамы благодаря господствующему положению Эжена Тэлмэджа и Боба Грэйвза. На протяжении всего XIX века сквозь политическое развитие Бельгии красной нитью проходит сдерживающее влияние католической угрозы либералам, что и сковывало свойственную системе мажоритарных выборов в два тура тенденцию к многопартийности.

Многопартийность и система пропорционального представительства

Вопрос о том, обладает ли система пропорционального представительства тенденцией к умножению партий, выступал предметом многочисленных научных дискуссий. Общепринятый в расхожих представлениях утвердительный ответ на этот вопрос убедительно критиковался некоторыми исследователями, например Тингстэном . Действительно, если рассматривать, допустим, французские партии до 1939 г. (мажоритарный режим в два тура) и после 1945 г. (пропорциональное представительство), то невозможно констатировать рост их количества. Следует даже отметить некоторое сокращение в 1945-1946 гг.; но с тех пор по-иному перегруппировалась правая, снова обрела свое значение радикальная партия, возникла РПФ, и восстановилась почти прежняя ситуация. Без сомнения, еще более убедителен пример Бельгии: после пятидесяти лет функционирования пропорциональной системы мы не обнаружим там никакой трехпартийности, разве что присутствие компартии, весьма, впрочем, слабой.

Эта борьба мнений, по-видимому, связана со смешением технического понятия многопартийности, как оно определено в данной работе (режим, имеющий более двух партий), и обыденного представления о ней, предполагающего рост количества партий сразу же после пропорционалистской реформы. Возможно, где-то такого немедленного роста не происходит, что и дает основание критике Тингстэна. И все же установлено, что пропорциональная система обычно совпадает с многопартийностью: еще ни в одной стране мира она не порождала двухпартийного режима и не способствовала его поддержанию. Конечно, поляризация на базе двух партий сегодня действительно вырисовывается в Германии и Италии: христианским демократам и социалистам с коммунистами (которых можно рассматривать как одно целое, поскольку первые слепо подчиняются вторым) в итальянской Палате принадлежит 488 мест из 574, а социал-демократам и ХДС в Бундестаге - 270 из 371. И тем не менее в Германии насчитывается 6, а в Италии - 8 партий, и число их имеет скорее тенденцию к росту, нежели к сокращению. Тяга к двухпартийности фактически присутствует в немецком общественном мнении, и она зародилась еще в последние годы кайзеровской империи (с ростом социал-демократии), утвердилась в первые годы Веймарской республики и вновь возродилась сегодня в Боннской республике; но пропорциональная система яростно сопротивляется переходу этих настроений на политический уровень, препятствуя всякой поляризации вокруг христианских демократов или социалистов. Как бы то ни было, Германия и Италия - многопартийные страны, как и все прочие, где принята система пропорционального представительства. По 4-5 партий насчитывается в Ирландии, Швеции и Норвегии; от 6 до 10 - в Нидерландах, Дании, Швейцарии, Франции, точно так же, как в Западной Германии и Италии; и, наконец, более 10 - и веймарской Германии, Чехословакии (до Мюнхена), республиканской Испании. И это еще без учета карликовых партий, которым на отдельных выборах удается получить одно-два места. Одна лишь Бельгия насчитывает 4 партии и имеет тенденцию с ослаблением компартии вернуться к трем: но при всех обстоятельствах речь идет о многопартийности.

Последний пример заслуживает того, чтобы рассмотреть его подробнее, ибо он позволяет наглядно убедиться, что пропорциональная система сопротивляется всякому движению к двухпартийности, которое может Проявиться в момент ее введения. Здесь следует вновь обратиться к сравнению Бельгии и Англии - и та, и другая жили в условиях дуализма, разрушенного в начале XX века появлением социалистических партий. Через пятьдесят лет Англия, сохранившая мажоритарное голосование, вернулась к дуализму, тогда как в Бельгии установившаяся в 1900 г. трехпартийность была закреплена с помощью пропорционального представительства. В этом отношении большой интерес представляет анализ избирательных кампаний в период 1890-1914 гг. (табл. 29). В 1890 г. ограниченное избирательное право еще не позволило социалистам добиться представительства в парламенте: двухпартийность по-прежнему сохранялась. В 1894 г. введение всеобщего избирательного права принесло социалистам 28 мест, в то время как у либеральной партии их стало 21 вместо 60 (хотя она имела вдвое больше избирателей, чем социалисты; но принцип заниженного представительства работал против нее). Выборы 1898 г. нанесли либералам новый удар: они получили лишь 13 мест: на этот раз действие прежних факторов было дополнено еще и поляризацией, - многие из тех, кто раньше голосовал за либералов, отдали свои голоса католикам. Процесс вытеснения либеральной партии весьма заметно ускорился: законно предположить, что для его завершения достаточно было бы двух или трех выборов. Но в 1900 г. принимается система пропорционального представительства; это было как раз кстати: католики хотели приостановить упадок партии либералов, чтобы не оставаться один на один с социалистами. Количество мест в парламенте у либералов сразу же вновь поднялось до 33. После выборов 1902-1904 гг. оно возросло до 42 (вероятно, за счет «деполяризации»: прежние избиратели либералов, покинувшие их после 1894 г. ради католиков, вернулись к своим прежним привязанностям, сразу раскусив суть пропорционального представительства), чтобы в конечном счете стабилизироваться в пределах 44-45 мест. «Спасение» бельгийской партии либералов с помощью системы пропорционального представительства можно сравнить с аналогичной историей датской правой. Показательно, что процесс вытеснения затронул ее уже на последних мажоритарных выборах (13 мест и 1910, 7 - в 1913 г., несмотря на отчаянные попытки вы двинуть как можно больше кандидатов). В 1918 г. введение смешанной системы (корректирующей результаты мажоритарного голосования с помощью дополнительных мест, распределяемых по принципу пропорционального представительства) подняло это число до 16; в 1920 г. именно пропорциональная система дала правой 28 мест и стабилизировала ее на этом уровне вплоть до 1947 г.

Отметим, что это спасение происходило в два этапа. На первых выборах по системе пропорционального представительства рост достигался главным образом за счет механических факторов - отсутствия заниженного представительства и увеличения количества кандидатов; но к ним присоединился фактор психологический, выразившийся в деполяризации. Все эти явления прямо противоположны тем, которые порождают двухпартийность при мажоритарной системе. Покуда последняя используется, партия, занимающая третью или четвертую позицию, получает заниженное представительство по сравнению с двумя первыми: процент ее мест ниже процента полученных ею голосов, и этот разрыв всегда больше, чем у ее соперников. Пропорциональная система по самому своему определению отменяет этот разрыв для всех, но та партия, что раньше была в наиболее неблагоприятном положении, получает от реформы наибольшую выгоду. Кроме того, в условиях вытеснения посредством мажоритарной системы она вынуждена была свертывать свою активность в некоторых округах и не выставлять кандидатов в тех из них, где не было никакой надежды на победу; пропорциональная система возвращает ей шансы повсюду, в зависимости, правда, оттого, насколько в полном виде эта система принята; партия начинает возвращать голоса, которые не могли быть за нее поданы просто по причине отсутствия ее кандидатов в том или ином округе. Эти два следствия носят чисто механический характер; один полностью проявляется на первых же выборах; результативность второго не всегда раскрывается немедленно и полностью, особенно если партия, воскрешенная пропорциональной системой, действительно, как говорят, дышит на ладан и потому не в силах сразу же выставить кандидатов повсюду, где это снова становится возможным. Но ко вторым выборам она восстанавливает прежние позиции, а на последующих вновь обретает тех избирателей, которые ушли от нее при мажоритарном режиме, чтобы не дать своим голосам пропасть впустую и не играть на руку сопернику: при пропорциональной системе в один тур, где ни один голос не теряется (по крайней мере - в теории), поляризация не имеет больше смысла; отсюда обратный процесс - деполяризация.

Первый результат пропорциональной системы - это, следовательно, приостановка всякого движения к двухпартийности: ее можно рассматривать как мощный тормоз в этом отношении. Ничто не побуждает здесь родственные партии к слиянию, ибо их самостоятельное выступление на выборах не наносит им никакого урона, а если и наносит - то самый минимальный. Ничто не мешает внутрипартийным расколам, так как общее представительство двух отдельных фракций не будет механически сокращено вследствие особенностей голосования; это может произойти по психологическим мотивам - из-за замешательства, которое такая партия сеет среди избирателей, но порядок голосования не играет в данном случае никакой роли. Единственное ограничение глубокой тенденции к сохранению имеющейся многопартийности связано с коллективным характером пропорциональной системы: она требует организации, дисциплины, развитой партийной инфраструктуры. Пропорциональная система, стало быть, противостоит индивидуалистическим и анархическим тенденциям, которые порой порождает голосование в два тура, и ведет к известной интеграции малых и нестабильных групп, возникающих в результате ее действия. Очевидно, что в Италии, например, введение пропорциональной системы сократило количество партий в 1919 г. за счет консолидации социалистов и, что особенно важно, создания партии христианских демократов. Эффект сокращения ощутим главным образом справа и в центре, для которых анархия наиболее характерна. Пропорциональная система сыграла известную роль в сплочении средних и «буржуазных» классов вокруг католических партий - так было во Франции в 1945 г., в Италии в 1920 и 1945 г., а равно и в консолидации их вокруг партий фашистских - в Италии и особенно в Германии. В этом смысле пропорционалистский порядок иногда умеряет многопартийность, но никогда не устраняет ее полностью и никогда не приводит к двухпартийности.

И совсем другое дело - проблема возрастания количества уже существующих партий в условиях пропорциональной системы. Ограничивается ли ее роль всего лишь поддержанием установившейся многопартийности в границах, которые уже определились, или она заставляет ее эволюционировать в сторону полипартийности ? Вопрос деликатный: если присущий пропорциональной системе «эффект умножения» в принципе неоспорим, то, по-видимому, он все-таки не имеет того масштаба, который нередко ему приписывают; он главным образом действует по нескольким четко определенных направлениях. Наиболее интересные наблюдения относительно того, присущ ли в принципе системе пропорционального представительства «эффект умножения», могут быть сделаны в современной Германии, где во многих землях принят избирательный порядок, при котором мажоритарное голосование в один тур комбинируется с пропорциональным представительством. Часть депутатов (3/4 в земле Северный Рейн-Вестфалия, 2/3 - в Шлезвиг-Голштинии и Гамбурге, 3/5 - в Гессе, половина в Баварии, etc.) избирается простым мажоритарным голосованием в один тур, остальные - по пропорциональной системе: либо по дополнительным спискам, либо путем достаточно сложного повторного голосования. Эта система подсказана, кстати, порядком выборов в Бундестаг Федеральной Республики, где 242 депутата были избраны мажоритарным голосованием в один тур, а 160 - по спискам, представленным партиями, чтобы таким способом скорректировать результаты прямого голосования в духе пропорциональной системы. Соответственно тому, насколько избирательная статистика позволяет различить итоги мажоритарного голосования и результаты последующего пропорционального распределения, можно измерить «умножающее» влияние последнего. В то же время не будем забывать, что в целом голосование развертывается в пропорционалистских рамках и это психологически влияет на избирателей: главное, они знают, что голоса, отданные ими кандидатам, которые могут оказаться на третьем или четвертом месте, не будут потеряны, как это происходит при простом мажоритарном голосовании - ведь дополнительное распределение как раз и имеет целью их учесть. Следовательно, механизмы поляризации здесь не действуют или почти не действуют. В результате свойственный мажоритарному голосованию «эффект сжатия» оказывается сглаженным, точно так же, как и присущий по сравнению с ним пропорциональной системе «эффект умножения». Но последний тем не менее остается ощутимым.

В Федеральном Собрании избранники округов представляют только 5 партий; по результатам пропорционального распределения в Бундестаге к ним добавляется сверх того еще 4 партии (от коммунистов до крайне правых). На выборах в Ландтаг земли Шлезвиг в 1950 г. избирательный блок, созданный христианскими демократами, ФДП (немецкие либералы) и ДП (немецкая консервативная партия) получил 31 место за счет мажоритарного голосования - против 8, полученных социал-демократами, 5 - Союзом изгнанных и перемещенных, 2 - партией Южного Шлезвига (датчане); по результатам пропорционального распределения правящая партия сохранила свое прежнее 31 место, социал-демократы, наоборот, довели счет до 19, Союз изгнанных - до 15 и Южный Шлезвиг - до 4. Если само число партий и не выросло, то увеличение количества малых групп имело именно такой смысл. Аналогичны результаты выборов в земле Гессе: социал-демократы добились 36 мест за счет мажоритарного голосования, либералы - 8, христианские демократы - 4; эти цифры увеличились после коррекции с помощью пропорциональной системы соответственно до 47, 21 и 12. В Баварии «эффект умножения» выступает еще ярче распределение мажоритарных мандатов дает 46 мест партии баварских христиан (ХСС), 38 - социал-демократам, 16 - баварской партии и 1 - либералам; итак, практически представлены только 3 партии. Но после суммирования мандатов, полученных по пропорциональной системе, партия баварских христиан имеет 64 места, социалисты - 63, Баварская партия - 39, либералы - 12, блок, созданный «изгнанными» и «немецкой общиной», - 26, так что в итоге в ландтаге заседает 5 партий. Подобные же результаты дали выборы в парламент Гамбурга 10 октября 1949 г.: 72 избранных путем плюрального вотума (то есть мажоритарного голосования) в два тура принадлежат только к двум партиям: это социал-демократы (50) и коалиция либералов и христианских демократов, выставляющих единых кандидатов (22); после распределения мест с учетом результатов пропорционального голосования в собрание вошли еще 3 партии: Немецкая консервативная (9), коммунисты (5), радикалы (1).

«Умножающий эффект» системы пропорционального представительства кажется неоспоримым. Но он, как правило, носит ограниченный характер: необходимо еще учитывать, вводится ли пропорциональная система после голосования в два тура, которое и само по себе порождает многопартийность, или она сменяет систему голосования в один тур, имеющую тенденцию к двухпартийности. В первом варианте эффект умножения, естественно, представлен меньше, чем во втором. Мы уже ранее имели случай убедиться, что, когда голосование в два тура уступает место пропорциональной системе, возрастание количества партий не столь уж ощутимо: не было какого-то заметного их увеличения в Нидерландах и во Франции: небольшой рост наблюдался в Швейцарии и Норвегии, и более ощутимый - в Германии. Такой незначительный рост после нескольких лет функционирования пропорциональной системы может объясняться различными факторами: так, появление коммунистических партий в 1920 г. не было следствием избирательного режима, хотя он этому и благоприятствовал. Если голосование в один тур уступает место пропорциональной системе, эффект умножения оказывается более четко выраженным, однако его трудно зафиксировать, поскольку наблюдения в данном случае весьма лимитированы объективными обстоятельствами; и только в двух странах голосование в несколько туров сменилось пропорциональной системой - в Швеции и Дании. Швеция перешла от 3 партий в 1908 г. к 5 - сегодня; в Дании их число выросло с 4 в 1918 г. до 7: рост довольно умеренный. Однако война 1940 г. сократила количество партий в большинстве стран, так что сопоставление оказывается некорректным: по отношению к довоенному периоду рост выглядел бы более заметно. К тому же вышеприведенные цифры не учитывают всех недолговечных, сменяющих друг друга малых партий, а их-то, как мы это сейчас увидим, как раз и плодит пропорциональная система.

Чтобы выявить механизм свойственного пропорциональной системе эффекта умножения, будем различать партии, возникающие путем деления старых, и действительно новые. Первое явление присуще не только пропорциональному режиму: расколы и деления нередки и при мажоритарной системе; немало их испытала, например, английская либеральная партия и до, и после появления лейбористов. Но тогда они носили характер преходящий и ограниченный: две фракции либо воссоединялись по прошествии некоторого времени, либо одна из них присоединялась к сопернице (так, либерал-националисты практически слились с консервативной партией). В условиях же пропорционального режима расколы имеют тенденцию приобретать затяжной характер, потому что выборы мешают враждующим фракциям сокрушить друг друга. Установление пропорциональной системы нередко совпадало с внутренними расколами в старых партиях или публичным признанием уже совершившихся (старая партия распадается на две новые, и обе продолжают выступать от ее имени) или замаскированных расколов (партия, которая афиширует себя в качестве новой, учреждается частью руководителей и кадров старой партии, тоже продолжающей существовать). Именно таким образом система пропорционального представительства в 1919 г. породила в Швейцарии партию крестьян и буржуа, практически возникшую из раскола радикалов. В Швеции понадобилось несколько лет (1911-1920), чтобы точно таким же путем создалась аграрная партия, фактически появившаяся на свет благодаря расколу консерваторов, тогда как партия либералов в 1924 г. распалась на две ветви (воссоединившись в 1936 г. скорее по причине почти полного исчезновения одной из них, нежели подлинного слияния). В Норвегии пропорциональная система сразу спровоцировала раскол социалистов на правых и левых (они объединились только в 1927 г.) и тогда же - два раскола в ущерб либеральной левой путем отпочкования радикал-демократов, которые добьются двух мест, и внезапного роста небольшой аграрной партии, получившей на очередных выборах 118.657 голосов против прежних 36.493 и соответственно 17 мест против 3 (она организовалась накануне предыдущих выборов и была тогда очень слаба).

И тем не менее данный эффект пропорциональной системы весьма ограничен; в целом она почти не затрагивает инфраструктуру партий, уже существующих к моменту ее принятия. Она вовсе не обладает той атомизирующей способностью, которую иногда ей приписывают: расколы по большей части происходят путем деления одной крупной партии на две другие, сохраняющие затем свои позиции на последующих выборах. Тенденция к умножению проявляется не столько в делении старых партий, сколько в создании новых. И нужно ли уточнять, что речь идет в основном о партиях небольших? Пренебрегая этим обстоятельством, некоторые не признают умножающего эффекта пропорциональной системы, и внешне такой взгляд кажется соответствующим истине. Но большинство эффективно действующих пропорционалистских режимов принимали специальные меры предосторожности, чтобы избежать появления карликовых партий, выступающих естественным продуктом этой системы: известен, например, метод Хондта или метод наивысшей средней, которые действуют во многих пропорционалистских государствах и ставят малые партии и невыгодные условия, компенсируя тем самым последствия пропорциональной системы. То же самое можно сказать и о голландской системе, которая отсекает от распределения оставшихся мест те партийные списки, которые не получили по крайней мере избирательной квоты. По существу, система пропорционального представительства нигде не принята в чистом виде - не столько по причине технических трудностей ее использования (они относительно легко преодолимы), сколько в силу ее политических последствий и в особенности в той или иной степени свойственной ей тенденции множить нестабильные карликовые группы.

И все-таки эта глубокая тенденция обычно преодолевает те барьеры, которые перед ней воздвигают. Ограничимся здесь некоторыми наиболее типичными примерами. В Норвегии на первых же пропорциональных выборах 1921 г. возникли две новые партии - радикал-демократы (2 места) и правые социалисты (8 мест); в 1924 г. к ним добавляется третья - коммунистическая (6 мест); в 1927 - четвертая, либеральная (2 места); в 1933 - пятая, социальная (1 место) и шестая - христианские демократы (также 1 место); другие скандинавские страны эволюционировали в аналогичном направлении. То же явление еще более ощутимо в Нидерландах: на первых пропорциональных выборах 1918 г. 10 партий получают по одному месту (экономический союз, независимая социалистическая партия, коммунисты, нейтралы, социал-христиане, христианские демократы, христианские социалисты, Лига национальной обороны, сельская партия, партия средних классов). Перед лицом этого угрожающего изобилия в избирательный закон было введено положение об исключении из распределения оставшихся мест любого партийного списка, не получившего 75% числа голосов, необходимых для избрания депутатов. Несмотря на это 4 малые партии не сошли с дистанции и после выборов 1922 г.: 3 прежних и 1 новая - (протестанты- кальвинисты); две другие возникают в 1925 г. (протестантские политики и католики-диссиденты); еще одна - в 1929 (независимые); две другие - в 1933 (социал-революционеры и фашисты), а кроме того восстала из пепла одна из партий 1918 г., исчезнувшая было после введения 75-процентного барьера (христианские демократы). Пришлось еще раз изменить избирательный закон, установив новые препятствия на пути указанной тенденции системы пропорционального представительства в отношении малых партий: поднята квота, необходимая для участия в распределении мест, и установлен залог. И все же 4 малые партии были представлены еще и в парламенте 1937 г. и среди них одна новая - партия национал-социалистов; таким образом число карликовых групп, порожденных пропорциональной системой за 1918-1939 гг., достигло 17 (табл. 30). Заметим к тому же, что речь идет не о тех чисто локальных партиях, чье появление объясняется личными амбициями того или иного кандидата: как показал Ф.С.А. Гуарт в своей статье в Энциклопедии социальных наук , принятая в Нидерландах пропорциональная система, которая практически делает из страны один избирательный округ, породила даже не локальные, а национальные малые партии. Парламент Ля Хей, например, накануне введения пропорциональной системы включал 7 партий: в 1918-1939 гг. там всегда их насчитывалось не меньше 10, а иногда это число достигало 17. Лишь война 1940 г. восстановила показатель 1913 г., но за 1946-1948 гг. число партий снова увеличилось с 7 до 8. Да и эти цифры не вполне соответствуют реальности: следовало бы дополнить их списком всех партий, которые выставляли своих кандидатов на выборы. В Нидерландах число их от выборов до выборов (1929-1933) доходило от 36 до 54. В Швейцарии в 1919-1939 гг. 67 партий представляли свои списки в различных кантонах, и 26 из них в тот или иной момент добивались представительства в Национальном совете.

Но размножением малых партий дело обычно не ограничивается. Пропорциональная система необыкновенно чувствительна к резким и бурным колебаниям общественного мнения. Она способствует тому, что те мощные его порывы, которые подчас, подобно морским приливам, вздымают целые народы, как бы материализуются в форме политических партии, а те в свою очередь могут про длить вызвавшие их к жизни социальные страсти и тем самым помешать «отливу» общественного мнения. Этот феномен приобретает тем большее значение, что действие его усиливается концентрацией вокруг таких новых движений различных малых групп правой и центристской ориентации, носящих личностный характер. Именно таким образом пропорциональная система, очевидно, и благоприятствует развитию фашизма. Эрман скорее всего преувеличивал ее роль в отношении национал-социализма: избирательную систему нельзя в данном случае рассматривать в качестве решающего фактора. Но еще большей ошибкой было бы отрицание ее роли: стоит отметить, что все страны, где фашистским течениям удалось пре образоваться в представленные в парламентах партии, - это страны, принявшие пропорциональную избирательную систему. Мы еще вернемся к этому в связи с проблемой стабильности партий, колебаний их численности и отражения ими новых движений общественного мнения.

Политическая сфера общества .

А 1 . . Что является высшим представительным органом государственной власти в России?

А2 . Согласно французской Конституции 1791 г. при формировании законодательного органа вначале избирались выборщики, которые, в свою очередь, проводили избрание представителей Законодательного собрания. Это пример выборов

А3

А. Многопартийная система ослабляет демократическое государство.

Б. Двухпартийная система не исключает наличие других партий.

А4 . Что является отличительным признаком правового государства?

1) наличие системы законодательства

2) равноправие и равенство граждан перед законом

3) функционирование правоохранительных органов

4) наличие суверенитета

А5 . Президент Российской Федерации

А6 . Верны ли следующие суждения о политических партиях?

А. В России сложилась двухпартийная система.

Б. Партии в нашей стране активно участвуют в избирательной кампании.

А7 . Что относится к полномочиям Государственной Думы?

А8 . Признаком любого государства является

А9 . В США в середине XIX века избирательные права получили все белые мужчины, затем - бывшие рабы, а в 1920 г. - женщины. Это движение в направлении к избирательному праву

А10 . Верны ли следующие суждения о формах правления?

А. Все современные демократические государства являются республиками.

Б. Передача власти главы государства по наследству присуща монархиям.

А 11 . Что понимается под формой правления государства?

А12 . Конституция определяет Россию как федеративное государство. Это означает, что

1) сложилась многопартийная система

2) парламент формируется на основе всеобщих выборов

3) отдельные территории имеют свои законодательные органы

4) народ является единственным источником власти

А13 . Верны ли следующие суждения о политических партиях?

А. Политические партии объединяют людей с близкими взглядами на социальные проблемы.

Б. Демократическому режиму присуща многопартийность.

А14 . Верны ли следующие суждения о государстве?

А. Тоталитарное государство не обладает суверенитетом.

Б. Признаком любого государства является разделение властей.

А15 . Что относится к отличительным признакам правового государства?

А16 . Что относится к полномочиям Правительства Российской Федерации?

А 17 . К функциям политики не относится

внедрение различных моделей поведения в обществе выполнение задач, связанных с управлением и руководством жизнью общества обеспечение формирования политической культуры мобилизация людей на решение важных для общества задач

А 18. Верны ли следующие суждения о политике7

А. Политика – это деятельность в сфере отношений между большими социальными группами и государством, когда решается вопрос о власти

Б. Политика – это участие в делах государства, определение формы, задач, содержания деятельности государства.

А 19. Верны ли следующие суждения о политической власти?

А. Политическая власть осуществляется только в рамках государства

Б. Политическая власть осуществляется в рамках партий, профсоюзов, международных организаций

А 20. В государстве П. основным органом, осуществляющим законодательную деятельность, является Национальное собрание, формируемое выборным путем. Национальное собрание создает и принимает законы, которые утверждает король. Правительство несет ответственность перед Национальным собранием. Какова форма правления государства П.?

сословно-представительная монархия абсолютная монархия парламентская монархия парламентская республика

А 21 . Верховенство государственной власти внутри страны и ее независимость во взаимоотношениях с другими государствами – это

В силу первой власти государь или учреждение издает законы, временные или постоянные, и исправляет или отменяет существующие законы. В силу второй власти он объявляет войну или заключает мир, посылает или принимает послов, обеспечивает безопасность, предотвращает нашествия. В силу третье власти (которую можно назвать судебной) он карает преступников и разрешает столкновения частных лиц.

Если власть законодательная и исполнительная будут соединены в одном лице или учреждении, то свободы не будет, так как можно опасаться, что этот монарх или сенат станет создавать тиранические законы для того, чтобы так же тиранически применять их.

Не будет свободы и в том случае, если судебная власть не отделена от власти законодательной и исполнительной. Если она соединена с законодательной властью , то жизнь и свобода граждан окажутся во власти произвола, ибо судья будет законодателем. Если судебная власть соединена с исполнительной, то судья получает возможность стать угнетателем.

Все погибло бы, если бы в одном и том же лице или учреждении, составленном из сановников, из дворян или простых людей, были соединены эти три ветви: власть создавать законы, власть приводить в исполнение постановления общегосударственного характера и власть судить преступников или тяжбы частных лиц.

В большинстве европейских государств установлен умеренный образ правления, потому что их государи, обладая двумя первыми властями, предоставляют своим подданным отправление третьей.

Если исполнительная власть не будет иметь права останавливать действия законодательного собрания , то последнее станет деспотическим, так как, имея возможность предоставлять себе другую власть, какую оно только пожелает, оно уничтожит все прочие власти.

Наоборот, законодательная власть не должна иметь права останавливать действия исполнительной власти. Так как исполнительная власть ограничена по самой своей природе, то нет надобности еще как-то ограничивать ее; кроме того, предметом ее деятельности являются вопросы, требующие быстрого решения».

С1. Составьте план текста. Для этого выделите основные смысловые фрагменты тексты и озаглавьте каждый из них.

С2 . О каких видах власти, существующих в каждом государстве, говорится в тексте? К каким последствиям может привести соединение видов власти в одном лице или учреждении?

С3 . Используя содержание текста, заполните таблицу.

Виды власти

С4 .Почему, по мнению автора, должно существовать разделение властей? С опорой на текст и обществоведческие знания приведите три причины разделения властей

С5 . Рассказывая на уроке о государственной власти, ученица утверждала, что законодательная власть есть верховная, абсолютная, которая, следовательно, может брать на себя полномочия других ветвей власти. Не все учащиеся класса согласились с этим мнением. Какая из этих двух точек зрения отражена в тексте? Приведите фрагмент текста, помогающий ответить на этот вопрос.

С6 . Согласны ли вы с тем, что «законодательная власть» не должна иметь права останавливать действия исполнительной власти»? С опорой на текс и обществоведческие знания приведите два аргумента (объяснения) в защиту своей позиции.

Политический плюрализм не просто объективно существующая в любом обществе множественность социальных и иных структур и интересов. Прежде всего, это организационно и юридически оформленная множественность: все носители этих интересов обладают и реализуют в практической деятельности конституционно гарантированное право на объединение с целью их выражения и защиты, а также представительства в государственно-властных структурах. Это право (помимо прочего) базируется на равной для всех граждан и их объединений возможности обращаться в эти структуры и быть услышанными ими.

В таком понимании политический плюрализм предстает как один из базовых принципов общественного устройства, согласно которому общественно-политическая жизнь должна включать множество различных взаимозависимых (и вместе с тем автономных) социальных и политических групп, партий, организаций, чьи установки, идеи и программы находятся в постоянном сопоставлении, соревновании, конкурентной борьбе.

Речь идет об утверждении и гарантиях одновременного существования в обществе нескольких или множества организованных политических сил, социальных и политических точек зрения и концепций, которые имеют одинаковое и гарантированное право на существование и конкурируют друг с другом с целью завоевания социального и политического влияния, а, в конечном счете, и власти.

Из такого понимания политического плюрализма вытекают его составляющие принципы:

Признание противоречий и связанных с ними отношений соперничества и конкурентной борьбы как принципа демократической политической культуры и корня ее динамики как законного начала и основания всей организации общественной жизни;

Отрицание идеологического единообразия (идеологического монизма) и признание правомерности чужых интересов и чужих взглядов как условия существования собственных, т. е. естественного права людей и организаций на инакомыслие и инакодействие;

Установка на компромисс и поиск консенсуса, построенного на добровольном самоограничении и сдержанности сторон, их взаимных шагов навстречу друг другу: плюрализм не признает разрушительные насильственные формы разрешения конфликтов по типу бунтов и восстаний, революций и гражданских войн, политического террора и саботажа и т. д.;

Отрицание социально и юридически закрепленных организационных, правовых и иных привилегий за отдельными общественными институтами и структурами и утверждение автономии и равенства всех перед законом: никто в отдельности (будь-то партия или какая-либо другая организованная политическая сила) не вправе представлять все общество в целом и навязывать ему свою волю.

В рамках этих принципов политический плюрализм предстает в виде системы общественного обустройства, тяготеющей к децентрализации власти, ее распределению среди широкого числа объединений (религиозных, экономических, профессиональных, образовательных и культурных), а также к созданию правительства, состоящего из децентрализованных единиц с тем, чтобы над обществом не господствовали ни государство, ни какой-либо класс.

Именно поэтому политический плюрализм нередко называют душой демократии и рассматривают в качестве основного источника развития общественно-политической жизни, основанной на свободе волеизъявления и альтернативного политического выбора разных социальных и общественных сил.

Политический плюрализм и ассоциативность как исходный признак гражданского общества

Политический плюрализм тесно и неразрывно связан с таким понятием, как «гражданское общество», определяя такие его исходные характеристики, как самоуправляемость и ассоциативность в организации общественной жизни, что находит свое выражение в деятельности бесчисленного множества самых разнообразных общественных организаций, которые в политическом дискурсе обозначаются понятием «организованные группы интересов». И которые реально воплощают в себе реализацию в рамках плюрализма конституционно гарантированного права граждан на групповую самоорганизацию.

Речь идет об устойчивых общественных объединениях, обладающих высоким уровнем специализации и организации, в облике профессиональных союзов рабочих и служащих, предпринимательских синдикатов, крестьянских (фермерских) ассоциаций, а также таких организованных групп, как общества потребителей, молодежные, феминистские, правозащитные, экологические, национальные, религиозные и иные движения и союзы.

В качестве синонима характеристики всех этих групп интересов часто используется понятие «группы давления ». Оно подчеркивает основной метод действия этих групп - оказание влияния на властные институты и учреждения. При этом, в отличие от политических партий, они не ставят перед собой цели брать на себя бремя политической ответственности, т. е. непосредственно самим управлять государством. Для них политика не цель, а только средство удовлетворения своих групповых интересов. Поэтому ни администрация, ни государственные службы не могут рассматриваться в этом качестве групп давления, несмотря на их огромное влияние в процессах принятия политических и законодательных решений.

Тот факт, что при анализе групп давления упор все же делается на их организационном факторе, даже когда речь идет об ассоциациях с ограниченным статусом, позволяет отличать деятельность этих групп от стихийных (спорадических) форм давления (забастовок, несанкционированных демонстраций, митингов и т. д.), а также от индивидуальных выступлений (публичных голодовок, открытых писем и других форм индивидуального протеста).

Существуют различные классификации групп давления. В простых классификациях эти группы в основном подразделяют на две категории: широкого и специализированного профиля. Специфика части первых обусловлена однородностью социально-экономического статуса тех слоев и групп населения, которые они представляют: профессиональные ассоциации и союзы землевладельцев, наемных рабочих и служащих, учителей, промышленников, банкиров, представителей малого и среднего бизнеса, фермеров и т. д.

Другие группы из этой категории в своей основе социокультурные и по своей социальной базе относятся к разряду межклассовых организаций, т. е. представляют самые разнообразные слои и группы населения, дифференцированные по социально-демографическому, возрастному, религиозному, этнокультурному, территориальному признаку и т. д. Это всякого рода женские, молодежные, ветеранские организации, ассоциации национальных меньшинств, студенчества, родителей школьников и др.

В отличие от групп широкого профиля, само существование групп давления специализированного профиля обусловлено не наличием (в готовом вице) социальной базы, а какой-то конкретной значимой целью, на службе которой и складывается организационная деятельность. Это относится к различным природоохранным организациям, правозащитным движениям, ассоциациям защиты животных, обществам по развитию биологического (без химизации) земледелия, к бесчисленным комитетам поддержки забастовщиков, политических заключенных и т. д. Во всех этих случаях группа давления складывается на конкретной и ограниченной платформе, к которой присоединяются (или не присоединяются) участники, обязующиеся либо следовать выдвинутым лозунгам, либо распускаться.

Более детальная типология групп давления исходит из того, что в их рамках всегда можно выделить в качестве самостоятельных множество парных разновидностей. В зависимости от таких базовых признаков как цели, социальная база, организационная структура различают соответственно группы интересов и группы идей, частные группы и группы общественные, массовые группы и группы кадровые.

Следует различать и типологию групп давления, построенную на зависимости от различий общественных сфер деятельности. В этой связи в качестве самостоятельных принято выделять организованные интересы в пяти сферах: экономической (включая наемнотрудовые отношения), общественно-политической, социальной, духовной (религия, наука, культура), сфере досуга и отдыха.

Политический плюрализм и многопартийность

При всей значимости организованных групп интересов и групп давления, как своего рода матрицы гражданского общества и системы социального представительства (защиты) разнообразных интересов граждан в политико-властных структурах, в своем наиболее концентрированном виде политический плюрализм предстает в облике многопартийности. Именно партии составляют движущую силу демократического парламентского режима, и без партий (и вне партий) данный режим просто не может существовать. «Блага» многопартийности могут быть сведены к следующим:

Во-первых, одновременное существование нескольких или множества организованных политических сил, которые, будучи (по закону) равноправными и независимыми друг от друга, ведут борьбу за власть и влияние, порождает конкурентную политическую среду. Свою прогрессивность, свое право быть первыми (т. е. правящими) партии должны доказывать исключительно путем достижения более высокой по сравнению с конкурентами эффективности той политики, носителями которой они являются. При этом нельзя выходить (и это очень важно) за рамки конституционности и принятых правил игры и нужно непременно участвовать в выборах - той верховной инстанции, которая в условиях реальной демократии (свободного волеизъявления народа) выносит окончательный «приговор» партиям по вопросу правомерности (обоснованности) их притязаний в этой области: одних наделяет властью, других от этой власти отстраняет. Это обусловливает принцип чередования партий у руля государственной машины

Во-вторых, в условиях многопартийности политические вопросы и проблемы (как текущие, что называется, на злобу дня, так и на ближайшую и отдаленную перспективу) получают всестороннее освещение. Всякая общественная потребность, всякий общественный интерес, неизменно находят своих выразителей и защитников, равно как и своих оппонентов и критиков. Тем самым, различные категории граждан получают возможность выбора общественных сил и лидеров, социально представлять и отстаивать их интересы, выступать в качестве посредника во взаимоотношениях с государственно-властными структурами. Развиваются как прямые, так и обратные связи социума с властью, в рамках которых партии служат своеобразным механизмом двустороннего диалога гражданского общества и государства.

В-третьих, нередко говорят, что самая хорошая форма правления - это когда одна партия (или блок партий) правит, а другая партия (или блок партий) находится в оппозиции. Именно такую форму правления и порождает многопартийность. Постоянно действующая в обществе конституционно легализованная оппозиция, если говорить образно, выполняет роль «щуки в реке», которая для того и существует, чтобы «карась» (т. е. правительство) не дремало. Оппозиция никогда не прощает власти промахов. Любые неверные шаги тотчас же становятся достоянием гласности и используются оппозицией для дискредитации правящих сил, чтобы переманить на свою сторону часть избирателей и обеспечить решающий перевес сил в свою пользу на очередных выборах. Все это заставляет правительство действовать как можно более рационально и эффективно, сдерживает и предотвращает чрезмерную бюрократизацию, всякого рода произвольные, волюнтаристские решения и т. д.

В-четвертых, острое соперничество и конкурентная борьба за власть и влияние между политическими партиями ведут к тому, что внутри каждой партии воспитывается дисциплина, необходимая для того, чтобы победить конкурента. Партии, в которых отсутствует организационное и идейное единство и вместо них доминирует фракционность, диффузия стратегических интересов и целей, лишены шансов на успех и обречены на прозябание в роли партий по типу дискуссионных клубов. Но для победы в борьбе за власть одной внутренней дисциплины партии не достаточно. Требуется соответствующий уровень дисциплины со стороны партийного электората. Поэтому дисциплинизируя свои ряды, партия одновременно влияет на массы своих приверженцев, которые в роли избирателей голосуют за ее кандидатов на выборах. В результате растет урегулированность и порядок в обществе в целом, повышается уровень социальной ответственности и социально ответственного поведения граждан.

В-пятых, в ходе политической борьбы происходит «естественный отбор» лидеров, т. е. выявляются и выдвигаются на политическую авансцену действительно талантливые люди, что называется, «с искрой Божьей» по части искусства государственного управления. Здесь нет и не может быть случайных вождей, «кухаркиных детей», здесь нельзя продержаться за счет ложных добродетелей типа угодливости и т. д. При этом важно подчеркнуть, что в условиях плюралистической демократии основным селекторатом (т. е. тем, кто осуществляет эту функцию «естественного отбора» лидеров) выступает, в конечном счете, народ в роли электората. Это ставит качество этой селекции в прямую зависимость от способности (умения) народа делать ответственный и осознанный выбор.

В-шестых, формирующееся по итогам выборов правительство является «партийным», т. е. что его формирует победившая на выборах партия (или блок партий), а ее лидер автоматически становится премьер-министром. В дополнение к уже существующей организационной структуре эта партия получает как бы две новые фракции: фракцию членов партии-парламентариев и фракцию членов партии - членов правительства. В этих условиях правящая партия (или блок партий) несет ответственность за деятельность этих двух фракций и с учетом перспективы новых выборов всемерно заинтересована в том, чтобы эта их деятельность была предельно эффективной и технократически легитимной. В противном случае, по истечении конституционного строка избрания, правящая партия (или блок партий) может проиграть выборы и вынуждена будет перейти на положение оппозиции.

Важно отметить, что многопартийность не только общественное благо и источник развития плюралистической демократии, основанной на свободном волеизъявлении различных общественнополитических сил. Одновременно это и фактор ожесточения политических нравов, серьезное испытание для общественной морали вообще, особенно в условиях, когда общество совершает крутой поворот в своей истории и, по существу, находится в состоянии аномии. Это ситуация интенсивного разрушения и распада старых, укоренившихся на уровне привычек, норм и ценностей, с помощью которых десятилетиями регулировалось и направлялось поведение, как отдельных граждан, так и социальных групп и организаций. В этих условиях ожидать быстрого приживления новых норм и ценностей, вводимых процессом демократизации, не приходится.

В свое время известный отечественный правовед и политолог Б. Чичерин усматривал минусы многопартийности в том, что:

1. Принадлежность к своей партии дает человеку «систематически одностороннее направление», т. е. член партии смотрит на все глазами своей партии и исключительно через призму ее интересов, а также интересов ее политической борьбы. Так, например, если человек является членом оппозиционной партии, то он привыкает к тому, что смотрит на правительство только через темные очки, т. е. направлен на поиск изъянов в политике и поведении властей. В обществе возникает дефицит объективных оценок и понимания реального смысла принимаемых политических и законодательных решений, тех или иных событий и явлений общественной жизни. Вместо них доминируют предвзятость и тенденциозность, чрезмерный субъективизм и тяга к всевозможным спекуляциям, манипулированию общественным мнением и т. д.

2. «Дух» своей партии заслоняет бескорыстие, стремление к общему благу, к тому, чтобы служить народу. Ключевые интересы связаны не с поиском точек соприкосновения и достижения согласия по базовым ценностям развития, а с тем, чтобы во что бы то ни стало «прижать» и низвергнуть противника. В результате все приносится в жертву не государственным и не общенародным, а сугубо узкопартийным (корпоративным) целям.

3. В политической борьбе разгораются и до предела накаляются страсти. Для своей победы сторонники различных партий надевают на себя тогу ярых популистов, взывают к самым низменным потребностям масс, апеллируя не столько к разуму, сколько к эмоциям и инстинктам. В силу этого портятся общественные нравы.

4. Для достижения своих целей партии прибегают к любым, порой очень нечистоплотным средствам: всякого рода инсинуациям, лжи. Ложь и «копание в грязном белье», хлесткие, замешанные на откровенном хамстве и беспардонности оценки партийными лидерами друг друга становятся обыденными в общественной жизни, к ним привыкают, воспринимают не как патологию, а как норму.

5. Непрерывная борьба ведет к ослаблению правительственной власти, ее силы расходуются на борьбу с оппозицией. Особенно в ситуации, когда эта власть является «непартийной» (т. е. не формируется партиями) и по этой причине не может опереться на прочное большинство в парламенте. Или когда, наряду с системной оппозицией, существует оппозиция антисистемная, и политический плюрализм принимает облик плюрализма не умеренного, а глубоко поляризированного (в рамках которого политическая борьба не сводится к разногласиям по вопросу о приоритетах в области внутренней и внешней политики, а принимает форму открытых противостояний по вопросу о базовых основах и принципах существующего режима).